Читать книгу "Последняя Академия Элизабет Чарльстон  - Диана Соул"

– Я пойду слева, – кивнул.

– И, Виктор… слушайся свою банши – будь осторожен.

– Хорошо, мамочка, – усмехнулся я.

– Я справа.

Вокруг темнело медленно, но неотвратимо, и страх усиливался. Очаг бедствия был пока еще хорошо виден – им оказалась могила, позади которой высился старинный обелиск…

Я шел, внимательно глядя вперед и прислушиваясь к каждому шороху. Оставалось всего с дюжину шагов до цели, когда раздался крик Гордона, а его посох вспыхнул серебряным светом. Земля под ногами содрогнулась, свет ослепил. Прищурившись, я побежал вперед, огибая чьи-то могилы и активируя первый уровень силы собственного посоха.

– Анаэакарэ! – выкрикнул, направляя его на могилу.

Та с грохотом треснула и развалилась пополам. И тут же по кладбищу разлился жуткий, выворачивающий душу наизнанку вой: значит, не все еще было потеряно – связь дохинай с могилой и девочкой не совсем разорвана!

Я послал новую волну силы, на этот раз в небо, желая осветить место, почти полностью скрытое непроглядной тьмой. Миг. Плечо пронзила невыносимая боль, а над головой раззявилась огромная пасть с сотнями острых, как лезвие бритвы, клыков.

– Ты-ы-ы, – заверещала тварь, прокручивая в моей руке нож, – умреш-шь!

– Только с тобой за компанию, – выплюнул, направляя посох в грудину дохинай. – Акинакаэс-са!

Нечисть выгнулась дугой в обратную сторону, замотав огромной страшной башкой и разбрызгивая вонючую густую слюну. Я попробовал вырваться, но боль в плече заставила упасть на колени и самого завыть от боли.

– Эй ты! – Голос брата донесся из-за спины чудовища. – Смотри, кто у меня есть!

Тварь развернулась, подволакивая меня за собой, как кусок мяса, насаженного на вилку за ужином. Пошевелиться я не мог – по всему выходило, что нож во мне был смазан ядом. Ноги парализовало, правая рука тоже отнялась, посох выкатился из пальцев, которые я больше не чувствовал.

– Хочешь ее? – кричал Гордон. – Вы ведь еще связаны! Пусть она и провела ритуал, впуская тебя в этот мир, без этой девочки – ты просто тень в нашем мире! Я прикончу ее!

– Обме-е-н, – промычало существо, приподняв меня выше. Моя голова безвольно откинулась в сторону, из горла вырвался хрип…

– Сделка! – услышал я брата. – Отпусти его! Он жив?!

– Прове-ерь, – шипела тварь.

Я попытался дернуться всем телом, подняться, подать хоть какой-то знак, но… полный паралич всего, даже век, не давал мне пошевелить даже ресницами. Казалось, я даже не дышал.

– Он мертв? – услышал тихое. От Лизбет. Смертельно спокойная. Обманчиво мягкая. – Виктор…

Никто не успел ответить ей, но было поздно.

Это был по-настоящему страшный крик, от которого кровь застыла в моих жилах, а глаза наполнились слезами, хотя я с пяти лет не плакал… В сердце ворвалась такая дикая тоска, такая боль, что душу буквально выворачивало наизнанку.

Леди Чарльстон отпустила себя на волю.

Землю затрясло, дохинай расхохотался и принялся вторить воем обезумевшей от горя банши. Чудовище откинуло меня в сторону шагов на двадцать, так что я пролетел, будто кукла, пока не стукнулся спиной об одно из надгробий. А после дохинай бросился на Лизбет.

Пространство затрещало, казалось, ломаются сами грани бытия. Земля, воздух, всполохи огня, пляшущие вокруг. Все разбивалось на тонкие грани, изламывалось и закручивалось в спираль вокруг Лизбет.

Разлом.

Чарльстон ломала своим криком наш мир, а дохинай плясал на его осколках.

И изнанка распахнулась, приветствуя свою дочь и забирая всех, до кого могла дотянуться…

Яркая вспышка в очередной раз озарила кладбище. На долю секунды я увидел возникший в эпицентре купол наподобие того, которым преподаватели окружали академическое кладбище, когда поднялись мертвецы.

И я понял, что это Гордон из последних сил пытается предпринять хоть что-то.

– Неужели все так кончится? – спросил я у неба и вдруг осознал, что снова могу шевелить губами. Могу! Голос тоже вернулся.

Тогда я закричал изо всех сил:

– Гордон! Лиз!!! Эй!

Что-то зашипело у ноги, послышался шелест травы, по груди пробежала огромная серая крыса со слишком умными для простого животного глазами, уставилась на меня, замерев у самого лица.

Раззявила пасть.

И… сгорела, превратившись в пепел, прожигая мне одежду, но не оставляя следа на теле.

Я резко сел, оглядываясь по сторонам и понимая: половина кладбища исчезла. Огромная дыра зияла там, где еще несколько минут назад были дохинай, Лизбет, мой брат, чертова Хиткович и двое других преподавателей – Вильсон и Савье.

Всех засосало на ту сторону, я же остался в нашем мире.

Внутри меня все похолодело от воспоминаний о той стороне, где даже время шло не так.

Мне нужно было попасть туда и спасти всех, иначе они не жильцы.

Откуда-то со стороны раздались крики.

Мелком я взглянул на дюжину фигур в серых плащах, бегущих к кладбищу…

– Ну надо же. Пастыри! – зло усмехнулся я. – Очень вовремя. Вы-то мне и нужны.

* * *

Элизабет

Всепоглощающее горе и тоска, скорбь и ощущение беспомощности – все это повторилось, когда я увидела мертвым Виктора.

Так же, как когда-то тела моих родителей, нелепо погибших в пожаре. Только тогда проснулся дар от непонимания, что делать дальше одной? А сейчас я четко знала – жить на свете без единой близкой души не хочу.

Устала!

Я потеряла всех, кто становился мне дорог, я принесла им лишь беду. Я – банши.

Крик вырвался из груди совершенно естественно. Плач, который я не могла больше сдержать. Невыносимая боль просилась наружу и нашла выход…

Я не видела ничего вокруг, все будто исчезало, оставляя меня наедине со скорбью.

– Плачь, милая, плачь! – напевал мне кто-то на ухо. – Боль – твое второе имя, Несчастье – первое…

И я рыдала еще горше.

А потом все прекратилось.

Резко.

Будто кто-то в один миг сбросил меня с утеса в глубокое море.

Гробовая тишина въелась в уши, на плечи будто опустили мешки с чем-то громоздким, меня придавило к земле, и даже дышать стало сложно.

Будто вокруг был не воздух, а некая вязкая субстанция.

Всхлипывая, я силилась подняться, но не сумела. Мои ресницы спутались от слез, веки отекли, так что я с трудом сумела их раскрыть.

И чуть не закричала вновь.

Мир вокруг стал иным: сотканным из осколков привычного мне пространства. Оно переливалось гранями и при этом было вязким. Я смотрела на свои руки, которыми опиралась о то, что должно быть землей, и они вязли в ней, как в желе пополам с песком.